Смерть наступила 14-го июля. Не было продолжительной болезни. Не было прожито так много лет, что смерть становится желанной. Ничего этого не было, но она наступила. И ничего с этим не поделаешь. Поставлен предел времени. Точка, в которой время меняет пространство на память.
Мы познакомились в начале 1990-х. Я искала шаржистов для благотворительных концертов, которые мы устраивали для только что учрежденного прихода св. Ольги. Одна знакомая художница дала мне телефон одного из белорусских художников, которые работали в проекте «Карлсон, который живет на крыше». Я позвонила и позвала в гости. Валера пришел к нам с коллегой — сам он шаржи не делал. Тот вечер стал началом многолетней дружбы.
У него был глаз художника, он замечал то, что мне было не видно. Я позвала его помочь мне оформить приходскую стенгазету к приезду митрополита Кирилла. Мы наклеивали фото, которые я сделала во время тех самых благотворительных концертов, благодаря которым мы познакомились. Он посмотрел их и вдруг сказал: «Ну, тут ясно, кто кого любит». Оказалось, на всех фотографиях была Таня Фокина, хоть и с разными людьми. Нам было весело тогда, мы много смеялись.
У нас с Лейфом был кот Пушок. Валера с ним сразу подружился. И стал его рисовать. Когда он делал иллюстрации к моему первому учебнику, все коты на рисунках имели Пушка прототипом. Когда Пушка в 2010 не стало, Валера был уже в Минске. Я написала ему об этом, и он прислал рисунок. Это было самым действенным утешением — утешением, от которого хотелось улыбаться, улыбаться и любить весь мир. На этом рисунке Пушок этаким мультяшным шагом поднимается по лестнице в небо, к вратам рая.
В 2012 году мы попросили Валеру сделать нам серию рисунков для нашего сайта. И получили смешных симпатяг, очень напоминающих Пушка. И сейчас у нас в том месте, где на сайте регистрация на курсы, рисунок Валеры.
В 2014 году он поздравил нас с Новым годом 22-го июля: «S Rogdestvom, s Novym godom i s 8 marta ug konechno. Ne mnogie v Oslo mogyt pohvastat takimi pozdravlenijami v iule.» Так и написал: латиницей. Как и все прочие свои имэйлы ко мне.
Он никогда не был в фейсбуке. Но совсем индифферентным к соцсетям он не был: именно он пригласил меня в Linkedin. Там увидел он свой рисунок: ссылка на него там появилась в моей краткой заметке об очередном наборе в группу начинающих к нам в школу. Увидев, Валера выразил желание, чтобы было указано имя автора. Но ничего не ответил, когда мы ему предложили варианты это сделать. Я думаю, что он испытывал последние годы своего рода усталость от попыток найти применение своему таланту, своим нерастраченным силам. Может быть у него были минуты отчаяния, минуты, когда диссонанс между желанием работать и невозможностью это делать в мире, где мультипликация стала цифровой, а его искусство имело доцифровую природу, ощущался особенно остро.
За несколько недель до своей смерти он мне позвонил. Это было неожиданно. Бывало, он звонил мне и раньше, но очень редко. Я даже подумала, что нужна моя помощь в чём-нибудь конкретно случившемся, и прямо спросила его об этом. Но он сказал, что нет. Сказал, что у него то есть работа, то нет. Рассказал, что те его студенты, которые освоили компьютерную технику мультипликации, все при деле. А он этого не умеет. Может, он надеялся, что у меня для него есть работа? На самом деле у меня было много мыслей о том, что я бы хотела, чтобы он сделал то и это, но я ограничена в своих средствах, поэтому я не могла говорить ему о своих желаниях. И дело не только в деньгах, а ещё и в том, что те книги, для которых я хочу рисунков, ещё не закончены. И тут никто не виноват: «сущность должна прорасти в бытие». Но в этой невиновности столько вины! Ведь пока эта сущность собирается проклёвываться, жизнь отдельно взятого человека заканчивается.
У меня мало фотографий с Валерой. Как-то я его позвала к нам на масленицу в школу. Это был 2001. Были мои студенты, была в тот год моя мама у нас. Валера и мама разговорились о чём-то, а я их в это время сняла:
Валера был очень деликатным человеком. Он не обременял своих друзей просьбами. Но сам всегда помогал, как мог. Он был высокопрофессиональным художником. Но он откликался не только на мои профессиональные, но и на совсем не профессиональные просьбы. Про стенгазету я уже упомянула выше. Но были и другие.
Один раз мне пришла в голову идея организовать двухдневный курс раскраски яиц к Пасхе. Я попросила Валеру провести его у нас в классе. Я и не догадывалась, что он ас в этом деле. И что вообще раскраска яиц требует серьёзной подготовки. Он меня спросил: «В каком помещении Вы хотите проводить курс? Какое там освещение?» Это было новостью: для раскрашивания яиц нужны какие-то особые лампы. Лейф нашел что-то, что Валера одобрил. А вот акриловые краски, кисточки, подготовку яиц к крашению и прочая и прочая — это все Валера покупал и делал сам. Пакетов с инвентарем было несколько, их он приносил к нам заранее в два приема. В день курсов за несколько часов до прихода студентов начал он свою работу: все распложил, как следует, все подготовил.
Раскрашенные им яйца имели большой успех. Ему даже предложили устроить выставку из них.
Однажды мне захотелось поместить в рамку лавровый венок, которым нас с Лейфом венчал священник в Ларнаке в 1995 году. У Лейфа была идея насчет рамки, но я не очень ее поняла и попросила Валеру помочь нам с цветом и размером. И он ходил с нами в мастерскую в свой обеденный перерыв и помогал нам выбирать. Рама эта до сих пор стоит у нас. Правда, без венка. Венку мы нашли такую, которую Лейф хотел. А в Валериной раме у нас Пушкин. И ему там неплохо, по-моему.
Однажды мы встречали вместе Новый год. Мы позвали Валеру к себе. А в тот год 31-е декабря был день субботний. Я совсем не подумала, что в субботу винная монополия закрывается рано, и не смогла купить шампанское. Но какой же Новый год без шампанского! Валера пришел с шампанским. Новый год состоялся. А кроме шампанского, он принес с собой камушки для вазы. И сейчас я на них смотрю и вспоминаю, как он их выкладывал приговаривая: «Кто ещё Вам камушки принесет на Новый год на счастье?»
Мы не часто виделись. Он жил в Минске, мы в Осло. Встречались только тогда, когда он приезжал в Осло работать. Во второй свой приезд с ним приехал его младший сын Ваня. Валера очень любил его, заботился о нём. И потом, уже из Минска, Валера с гордостью рассказывал, что Ваня поступил в университет, потом закончил его, потом стал работать. Если б не Ваня, не узнали бы мы о том, что случилось.
И Теперь Валера живет дальше в своем сыне. И даже голос ему свой отдал. Это меня поразило, когда я позвонила Ване, чтобы узнать, как все произошло.
