Татьяна Васильевна Я́рмонова
Хлебом-солью встречала, в дом провожала, за стол сажала, многими яствами угощала, разговором занимала Татьяна Васильевна. Хороши были яства на столе и вишнёвая наливка, а чай из мяты-мелиссы и вовсе «очень потрясающий напиток», по словам Эммануэля.
Но самым большим лакомством была речь Татьяны Васильевны. Всё в этой речи рaдовало слух филолога, всё в ней было – ожидаемые черты южного говора и отклонения от ожиданий, разного рода непоследовательности. Пожалуй, только в одном Татьяна Васильевна была стопроцентно последовательной: ни разу мы не услышали от неё взрывного «г». В непоследовательностях жизнь говора, ими он и интересен, в них отражаются и соединяются поколения, в них просматриваются следы взаимодействия с другими говорами и взаимоотношения с кодифицированным языком.
Речь
Татьяна Васильевна так аттестует свой «разговор»:
ТВ-Контролировать.wav
(«Уже мне нужно контролировать. Тогда, 40 лет назад, я свободно балакала. Чтобы говорить, как сейчас, мне нужно было контролировать.»)
На мой вопрос, балакает ли она обычно со своими односельчанами, Татьяна Васильевна ответила отрицательно, заметив, что поколение её родителей, вот те балакали. Мгновенно перевоплотившись, она показывает, как они это делали:
Кума.wav
(«Кума, а чё это они там бала́кали, аб чём? Аб чём балакали? Хто это вът энто и́де?»)
40 лет назад контроль нужен был, чтобы перейти с диалекта на язык, которому учат в школе. А теперь, для нас, приехавших послушать говор, нужно отсеивать «культурные» слова. Сказав «нищий», Татьяна Васильевна сразу же исправилась: «нишшый». Начав говорить «мозоль», она быстро вспоминает, что говорили «музоль» и продолжает уже дальше так. Время от времени она объясняет нам: «Называем саморушная – сами руками. Ну я на тот-то разговор перевожу.» Слову «дребяжжыть» она даёт перевод «вибрирует». И очень кстати для меня объясняет, что «товар» здесь значит «материя», «рынок» – овраг, «будулай» – кудрявый, а «гокать» – стучать. И что «бестарка – это та же тялега, ну бестарка, почему – без тары, как я расшифровываю». Иногда мы сами просим её объяснить. И узнаём, что «последушык» – «последний сын», а «натина» – «картофельная ботва».
Работа не волк, в лес не убяжить
Каждое слово, каждый звук в этой поговорке – классика жанра. Тут и диссимилятивно-ассимилятивное аканье, при котором после парных твердых согласных «а» и «о» в первом предударном слоге совпадают в [ъ], если под ударением «а» или «о», а перед прочими ударными – в «а»: [ръбо́тъ]. Тут и диссимилятивно-ассимилятивное яканье (когда после мягкого парного согласного «е» и «я» совпадают первом предударном слоге в [а], если под ударением «и», «е» или «у», и в звуке [и], если под ударением «о» или «а»): частицу «не» перед «волк» с ударным [о́] Татьяна Васильевна произнесла как [и], а «е» в слове «убежит» перед [и́] произнесла как [а]. Тут и мягкое окончание в третьем лице настоящего времени: убяжить:
Много «правильных» (ожидаемых) примеров диссимиляции мы услышали от Татьяны Васильевны:
- Татьяна: Тътьяна.wav
- заваривает: и зъваривает.wav
- ржаной: ржъной квас.wav
- подержится: пъдержится.wav
Но много и «неправильных» — далеко не всегда произносит Татьяна Васильевна [и] перед ударными «а» и «о». Мы слышали [а] перед [о́]: [н’амо́жъ] (ня може – не может) [н’амно́шкъ] (немножко), [у св’акро́в’и] (у свекрови), [т’ьл’ашо́м] (теляшом – голышом), [цър’амо́н’ил’ис’]] (церемонились), [п’атро́ф] (Петров пост), [б’ал’мо́] (бельмо), [п’ачо́нкъ] (печёнка). Мы услышали также [и] перед [а́]: [пр’ийиж:а́лъ] (приезжала), ненастье [н’ина́с’т‘йъ], неграмотная [н’игра́мътнъйъ].
И не всегда «я» и «е» перед ударными «и», «е» и «у» звучат у Тамары Васильевны как [а]:
- [и] перед [и́]: крестили [кр’ист’и́л’и], посредине [пъср’ид’и́н’ь], лесничество [л’ьсн’и́чьствъ], мелисса [м’ил’и́с:ъ], частушки [чисту́шк’и]
- [и] перед [у́]: пеку [п’ику́], тянул [т’ину́л]
- [и] (ближе к е) перед [э́]: неделю [н’ид’э́л’у], в тепле [фт’ипл’э́], селе [с’ил’э́], ревела [р’ив’э́лъ]
Дифтонги
В речи Татьяны Васильевны я услышала очень ясно дифтонг [о́у]. Ожидаемый [ие́] я не очень уверена, что слышала. Иногда мне казалось, что вот он, тут, но уверенности у меня нет. А вот с [о́у] никаких сомнений: кто [кто́у], дом [до́ум], в д[о́у]ми соток [со́утък], всё [фс’о́у], тоже [то́ужъ], трошки [тро́ушк’и] и др. Но: ско́лько.
дай Боже и завтра тоже.wav
(Дай боже и завтра тоже, чтобы она была не последняя, приезжайте почаще ко мне )
Ванькя
Было особенно интересно услышать мягкий «к» перед «а», хоть и в одном только слове:
Ванькя: Ванькя.mp3.
У мами
Гласный «ы» свои права уступал гласному «и» в неожиданных местах: «у мами», «про́стины». Не могу тут не вспомнить рассказы моей бабушки о том, как её мама, которая была родом из Одессы, не умела произносить «ы», а говорила «мило» вместо «мыло» и проч. У Татьяны же Васильевны «ы» присутствует во всех ожидаемых местах, но вот в помянутых выше формах она регулярно меняла «ы» на «и».
Чижолая, на чапу, ишшо, гушша, черябне
Мягкий «т» в слове «тяжёлый» у Татьяны Васильевны «ч».
Таньке, она чижолая.wav (Таньке, она чижолая)
На месте «ц» может быть «ч», а может быть «ц» в одном и том же слове, в одной и той же форме: «на цепи» может быть и «на цапу́» и «на чапу́».
В некоторых словах мягкое щ заменяется полумягким долгим ш: гушша (гуща), шшипали (щипали), нишший (нищий), «ишшо» (ещё). Последнее имело варианты: «ишо» и «ещё».
де, вострый, аржаной, на городи
Начальный «г» опускался регулярно в «где». Прилагательное «ржаной» прозвучало в двух вариантах один за другим: «ржаной» и «аржаной». Прилагательное «острый» имело равные права с «вострый». Игорь Игоревич попросил уточнить, прозвучали примеры с «вострый». Может быть контроль сработал: балакая, надо говорить «вострый», а без балаканья «острый».
Начальный «о» в «огороде» исчез и стало: «на городи» (на огороде).
Тебе как собаки шшипали
Родительный-винительный падеж личных местоимений: [м’ин’э́], [т’иб’э́], а иногда и [таб’э́].
у во всех, с Ленинграда, у в магазин
Предлог родительного падежа во фразе «у всех» усиливался предлогом «в»: «у во всех». В прочих сочетаниях употреблялся «у»: «у мами». В винительном и с усилиением (у в магазин), и без него (пойду у лавку схожу).
А вот предложным падежом «у» управлял наравне с «в»: «в бутылках», но «у бадье» (окончание, правда, не было произнесено, но я подозреваю, что если бы оно прозвучало, то было бы -и, а не -е: у бадьи).
Родительный падеж управлялся и предлогом «с», и «из»: «самогон гнали … с сахара, а то ишо бурашный из сахарной свеклы»; брат приехал «с Ленинграда».
Вот сделаешь делу — и падешь тада шлындать
Существительные среднего рода второго склонения не во всех падежах имеют окончания, совпадающие с мужским, как это принято в кодифицированном языке. В именительном и винительном у них окончания женского рода и согласуются они с прилагательными женского рода, и замещающие их в этих падежах указательные местоимения тоже женского рода: плохая сена, такая деревянная зеркальце; стекло дребяжжить, ветер дуе, вот ОНА дребяжжить; сделаешь делу; чтоб богатство была; повидлу варили. Ольга Анатольевна своими вопросами спровоцировала Татьяну Васильевну дать нам варианты в винительном падеже: собирать сену и сено.
Слово третьего склонения женского рода «пыль» в предложном падеже имеет окончание мужского рода: куры купаются «у пыле́».
Слово мужского рода «стих» вдруг в предложном падеже становится женского рода: как в стихе в одной. Я, правда, не знаю, как это слово ведет себя в других формах — не встретилось в тот день.
Глаголы
Татьяна Васильевна одарила нас всеми возможными вариантами третьего лица единственного числа от глагола «идти»: и́де, и́дет, иде́, иде́т, идёт. А глагол «бродить» прозвучал и как «бро́дит», и как «бра́дит» в одном и том же предложении.
Очень понравился глагол «выжмала», где «м» простого будущего (выжму-выжмешь и т.д.) всплыл в форме прошедшего времени.
Глаголы в третьем лице единственного числа настоящего-будущего времени то вообще не имеют окончания «т» (скаже, отреже, буде, хвате, играе, работае, лопоче, купе), то имеют твердое кодифицированное окончание (бродит, мешает, льёт, будет, читает, живёт, выходит, расчешет, любит, стоит, балакают, покидают). Формы с мягким «т» в третьем лице и формы без окончания «т» есть в украинском языке. Но тут есть интересный нюанс. В грамматике украинского языка написано, что только глаголы второго спряжения имеют окончанием мягкое «т», а глаголы второго спряжения употребляются без «т». У Татьяны же Васильевны формы без окончания обоих спряжений.
В первом лице множественного числа у глаголов первого спряжения тематическим гласный «и»: тяпаим, отдыхаим, знаим. А у глаголов второго спряжения в третьем лице множественного числа -у: держуть, лепють, просють.
Очень любопытна форма «хвате» (хвате носить короткое, ня девка уже – баба.) от глагола «хвати́ть».
Шлялси, перебьёсси
Возвратная частица встречается в разных вариантах:
- си: перебьёсси, шлялси
- цъ: уквашиваеццъ
- ся: опрысалася (отелилась, о корове),
Слово «свёкла» имело варианты: [св’икла́], [св’о́клъ] и бурак.
В колхози
Окончание предложного падежа единственного числа первого и второго склонений Татьяна Васильевна произносила последовательно -и: в колхози, в школи, в клуби, в Ворон[ижы].
Ента
Местоимение «это» у Татьяны Васильевны и «это», и «энто», и «ента».
Домушняя
Татьяна Васильевна несколько раз пользовалась суффиксом – ушн-/-ошн-/-шн-: саморушная, домушняя, крохо́тошный, крупе́тошный, давношняя, бурашный, месяшные.
Штоб, шоб, чёб
Все эти три формы присутствовали: «чтоб у во всех было», «да чё ш они всё худыя», «а шоб каждому персонально такого не было». Даже «чёб» в одном месте.
Хай купе
Замечены украинизмы в лексике у Татьяны Васильевны: хай, хата, балакать, нехай, трошки, пхать, цибарка, дюже, бурак, холодок, мово́ (мама доила лучше мово).
Печёночки б было
Родительный в отрицательных бытийных предложениях – конструкция, хорошо известная в кодифицированном языке. У Татьяны же Васильевны я обнаружила родительный падеж в положительных предложениях – и в индикативе, и в сослагательном наклонении: тарелок очень были; печёночки б было. Кажется, раньше я этого нигде не видела и не слышала.
Десятина – площадь, мера земли
Когда Татьяна Васильевна сказала, что десятина это «площадь, мера земли» и стала дальше объяснять, что такое десятина, увиделись мне сквозь её слова тексты Андрея Платонова с его детерминантами в родительном падеже типа «предметы несчастья и безвестности» и длинными наукообразными определениями обыденных слов.
Я далеко не исчерпала всего того материала, который мне дало общение с Татьяной Васильевной, но вижу, что пора и честь знать, и я ставлю точку в этом посте. Или почти точку. Не могу не сказать пару слов о работе студентов Игоря Игоревича.
«У нас будут странные вопросы»
Слушая, как Лена, Данила и Марина работали с Татьяной Васильевной, я не могла не сравнивать со своей собственной много-много лет назад. Не буду говорить о технических средствах – и без того ясно, что они были намного примитивнее тогда. Мы много писали от руки, одновременно делая магнитофонные записи информантов. Ходили мы тогда из деревни в деревню, много километров таская на себе фотоаппарат и оттягивающий руки магнитофон. Но и методика работы с информантами была другая. Студенты Игоря Игоревича намного больше нашего знают, чего они хотят от носителя говора, они направляют беседу в нужное им русло, запрашивая у информанта требуемую форму определенного слова. Они работают не с фонетикой вообще, выискивая в потоке речи аллофоны тех или иных фонем, а у них совершенно конкретное задание по совершенно определенному явлению (дифтонги и диссимиляция), у них есть список слов, с которыми они работают, в формах которых они проверяют наличие или отсутствие предполагаемого звука.
Мы же занимались сбором лексики для словаря архангельских говоров. У нас был вопросник, и вопросы были так построены, что мы беседовали о жизни информанта вообще, часто нисколько не предполагая, каким словом он обозначит тот или иной предмет и будет ли это слово отличаться от кодифицированного. Предметы же были иногда такими специфическими, что и кодифицированного эквивалента могло и не быть. И уже потом, «дома», вылавливали из часто пространной речи диалектное слово. Свои материалы по возвращении в Москву мы сдавали на кафедру. В экспедиции у нас не было таких опытных преподавателей, как Игорь Игоревич и Ольга Анатольевна. Нас всего было три студентки, а руководила нами аспирантка Лариса Шестакова. С нами была ещё одна девушка, секретарша кафедры общего и сравнительного языкознания, которая о себе говорила, что она отдыхает за счет университета, но работала она тем не менее с нами наравне.
У ребят Игоря Игоревича задача была намного более конкретной, и это делало их работу эффективнее, как мне показалось. Эффективнее в смысле их более интимного знакомства с фонетикой говора и навыками профессиональной работы.
Следующий пост будет также посвящен Татьяне Васильевне, её жизни – такой, какой она предстала в её рассказах.